21.10

Первая тайная политическая организация Этерия (в переводе с греческого – союз) была создана в 1786 г. греческим поэтом Константином Рига (Ригас). С каждым годом таких тайных организаций в Греции становилось всё больше и больше, а в Вене, Париже, Лондоне и Москве появились их филиалы (эфории).

Чтобы возглавить все силы греческого народа и привести его к победе, нужна была новая крупная организация. В 1814 г. такая организация – «Филики Этерия» – была создана в Одессе. Её основали греческие патриоты А. Цакалов, Н. Скуфас и Э. Ксантос. Первый из них был московским купцом, два других занимались торговлей в Одессе.

В 1818-1820 гг. активность этеристов в России возросла. Вербовка новых членов шла полным ходом в Москве, Петербурге, Киеве, Кишинёве, Одессе, Николаеве, Херсоне, Нежине, Измаиле…

Особенно мощной базой пополнения рядов этеристов была Бессарабия, где проживало много греков. Только в Измаильском цинуте их было 1405 человек. Вся деятельность этеристов Бессарабии координировалась и направлялась из кишинёвского центра во главе с Э. Ксантосом. В 1820 г. «Филики Этерия» уже была мощной организацией, способной, по мнению её руководителей, начать вооружённое восстание. Возглавить его предложили Александру Ипсиланти.

Во главе измаильских этеристов стоял командующий Дунайской флотилией капитан I ранга С. Попандопуло. Получив двухлетний отпуск для лечения, А. Ипсиланти 8 октября (20 по нов. стилю) 1820 г. прибыл в Измаил. Здесь состоялся большой военный совет «Филики Этерия», в котором приняли участие её виднейшие руководители. Обсуждался вопрос о начале военных действий против турок. 

Мнения участников совещания разделились. Часть этеристов считала, что восстание следует начинать на Пелопоннесе, часть же полагала, что это приведёт к поражению и предлагала развернуть военные действия в Молдавии и Валахии. После бурных споров было принято решение начать восстание в Придунайских княжествах, а потом поднимать Грецию.

Из воспоминаний военного контрразведчика И. Липранди: «Князь А. Ипсиланти в 1820 году после кратковременного пребывания своего в Одессе, конечно, по поводу преднамеренного им действия в начале октября через Аккерман приехал в Измаил, где в это время я находился по служебным делам.

Накануне выезда моего в первый раз увидел его на объезде командира Дунайской флотилии капитана I ранга Попандопуло, у которого приехавший в тот же день князь остановился. Узнав, что я кишинёвский житель, расспрашивал меня о многих лицах и после объезда просил передать записку брату его Николаю, долженствующему уже быть в Кишиневе». После совета в Измаиле «Филики Этерия» начала подготовку восстания.

В Кишинёве жили мать и две сестры Александра Ипсиланти, а также находился его старый друг по полку М. Орлов, командовавший 16-й пехотной дивизией.

Из воспоминаний В. Горчакова, квартирмейстера 16-й дивизии, писателя-беллетриста: «Я заметил посетителя в синей венгерке (8 ноября на именинах у Орлова). Генерал обращался с ним с особенными знаками дружбы и уважения. Этот посетитель имел отличительную наружность: его открытое чело и резкие очерки придавали ему необыкновенную выразительность, а благородство и уверенность в приёмах предупреждали в его пользу. Генерал, заметив особенное моё внимание к незнакомцу, не замедлил ему представить меня как нового сослуживца. В незнакомце я узнал Александра Ипсиланти. Пушкин стоял рядом со мной и с особым вниманием взглянул на него».

22 февраля 1821 г. А. Ипсиланти в сопровождении своих братьев Георгия и Николая и других этеристов переправился через Прут и вошёл в Яссы. 23 февраля он выступил с воззванием, призывая соотечественников к восстанию за освобождение Греции от турецкого ига. 

14 марта 1821 г. начальник штаба 2-й армии генерал-майор П. Киселёв писал из Тульчина в столицу Закревскому: «Происшествия нашего края, вероятно, вам уже известны, и в Петербурге толкуете, по обыкновению, каждый по-своему. Дабы тебе о начале дела сего ясное понятие, посылаю записку, составленную одним из чиновников, отправленных мною на границу, и который имел случай представить достоверные сведения. Дело не на шутку, крови прольется много и, кажется, с пользой для греков. Нельзя вообразить себе, до какой степени они очарованы надеждою спасения и вольности. Все греки южного края, богатые и бедные, сильные и хворые, все потянулись за границу, все жертвуют всем и с восхищением – собою – для спасения отечества. Ипсиланти, перейдя границу, перенес уже имя свое в потомство. Греки, читая его прокламацию, навзрыд плачут и с восторгом под знамена его стремятся».

Одним из чиновников, которого Киселёв упоминает как автора записки о происходящих событиях был П. Пестель, известный как руководитель Южного тайного общества декабристов. По приезде в Кишинёв Пестель представился Инзову, который тогда управлял Бессарабской областью, а также познакомился с Пушкиным.

На основании наблюдений Пестеля генерал Киселёв составил докладную записку и препроводил её Александру I. Инзову было сделано серьёзное замечание за то, что «в Кишиневе утвердился подвиг князя Ипсиланти, столь противный всем видам государя императора». Инзов в объяснении царю 28 апреля (10 мая) 1821 г. писал: «Во все время пребывания князя Ипсиланти в Кишиневе из обращения и поступков его нельзя было произвести никакого сомнения на счет предпринятого им возмущения. Он вел жизнь уединённую и так умел скрыть свой план, что не только никто из родных не знал об оном, но, избегая всегда разговоров о делах политических, ни единым словом не подал никогда ни малейшего подозрения относительно того, чтобы он брал какое-либо в них участие».

К этому донесению Инзов приложил собственноручное письмо Александра Ипсиланти, написанное в Яссах 24 февраля (8 марта) 1821 г. В письме Ипсиланти к Инзову говорилось: «Я должен просить у Вас прощения, генерал, за то, что я был вынужден таиться от Вас. Мой долг перед родиной заставил меня молчать о своих планах даже перед самыми близкими родственниками. Слышится голос моего народа, и он призывает всех его детей отправиться для его освобождения. Согласитесь, генерал, что я не мог остаться глухим к этому призыву».

Но Инзов, конечно, располагал информацией о повышенной активности греков в конце 1820 – начале 1821 гг. Его отношение к происходящим событиям чувствовали и сами этеристы.

В письме измаильских эфоров одесским от 21 июня 1821 года высказывалось соображение: «… Власти, кажется, только нашим открытым действиям противодействуют; в отношении же тех, которые проводятся тайно, делают вид, что не знают о них».

Кишинёвский этерист М. Стратис вспоминал, как 27 апреля 1821 г. Инзов вдруг вызвал его к себе и задал ряд вопросов о греческих делах. Бессарабский наместник заметил, что Ксантос и Стратис, вопреки его распоряжениям, способствуют тайному бегству людей за границу. Он добавил, что никогда не обращал внимания на поступавшие на них жалобы, за что ему и доставалось, но они на некоторое время должны притихнуть и перестать действовать столь явно. Инзов просил сохранить этот разговор в глубокой тайне. Стратис сразу же написал об этом Ксантосу и с курьером послал ему это письмо в Рени.