Килийская гастроль Вертинского

В минувшее воскресенье мировое сообщество отметило День памятных мест.

Удивительным образом в Килии, городе, считающемся самым старым в Украине, создается впечатление что памятных мест практически нет (исключение - памятник архитектуры Свято-Николаевская церковь). По крайней мере, непосвящённому человеку отыскать такие памятные места проблематично. А всё из-за отсутствия мемориальных табличек, которых в виду глубокого исторического наследия, по городу могло быть множество. В этой связи мы решили вспомнить о приезде в наш город с концертом известного певца Александра Вертинского, о котором он с юмором написал в своей книге «Рассказы и зарисовки». Судьба этого удивительного актёра, творческого человека полна испытаний. Родился он в Киеве. А жизнь его прошла извилистым путем через революцию, эмиграцию, полупризнание на родине к посмертной неувядающей уже более полувека славе.
На эстраде  Вертинский прославился как автор и исполнитель песен. Он сочинял мелодии на свои стихи и на стихи поэтов Серебряного века.  Наиболее популярные песни - «Танго Магнолия», «Лиловый негр», «Над розовым морем», «Прощальный ужин», «Пани Ирэна». Концерты Вертинского имели колоссальный успех. Среди его друзей и поклонников были Фёдор Шаляпин, Константин Паустовский, Леонид Утёсов, Чарли Чаплин. Говорят, у Вертинского был роман с Марлен Дитрих. Но любовью всей жизни стала Лидия Вертинская.
В 1920 году Вертинский эмигрировал в Европу, жил в Румынии, Польше, Германии, Франции. В 1934 году переехал в США, потом в Китай, в 1943 году вернулся в Москву. Именно во время гастролей по Бессарабии, будучи уже в эмиграции, он с радостью в сердце находил здесь всё родным. Килийцы запомнились певцу удивительным образом, предпочтя на некоторое время его концерту лицезрение пожара.

Вот как писал об этом сам Вертинский в своём рассказе «Концерт в городишке Килия»
«Во время гастролей по Румынии заехал я в крохотный захолустный городишко, который найдёшь разве на редкой карте, - Килия. Принадлежала эта замечательная Килия до революции России, а поэтому и сейчас господствующий язык там русский, хотя господствующее население - еврейское.
Петь мне в этом городишке пришлось в ветхом деревянном бараке, подслеповато освещавшемся керосиновыми лампами, но гордо именовавшемся «театром». Вышел я в своём фраке на не очень прочные подмостки, и первое, что бросилось мне не только в глаза, но и в нос, - это десяток небольших керосиновых лампочек, расставленных вдоль рампы. Лампы коптят, и от едкой копоти нестерпимо свербит в носу и хочется чихать.
В зале от публики - черно. В первом ряду около дамы с на редкость обширными и выдающимися формами жмётся рахитичный ребенок с плаксивым выражением лица.
- Ма-а-ма-а-а! - нудным голосом тянет он. - Ма-ама-а! Я хочу-у-у…
Вы понимаете, какое прекрасное сразу создается у меня настроение.
Из зала кричат:
- «Песню за короля»! «Ваши пальцы пахнут ладаном»!..
Я не могу больше переносить угара от ламп, присаживаюсь на корточки, прикручиваю фитили.
- «Ваши пальцы пахнут ладаном»! - настаивает неизвестный из темноты. А другой, обладатель гнусавого козлиного тенорка, замечает:
- Нет… Теперь они уже пахнут керосином!
- Мамааа-а!.. - Тянет нудный мальчик. - Я хочу-у-у…
Но делать нечего. Контракт подписан. Сбор сделан. Надо петь. Я пою одну, другую, третью свою песенку. Зал кричит, шумит, рукоплещет. И вдруг… И вдруг я замечаю, что зал постепенно начинает пустеть. Ряды слушателей редеют больше и больше. Я ничего не понимаю. А публика всё убывает. Но я пою. Контракт подписан. Контракт должен быть выполнен. Я пою и замечаю, что куда-то исчезавшая публика начинает возвращаться. Ещё пять, десять минут - и опять перед мною полный зал. Опять от публики черно. Я подхожу к своей последней песенке, а публика не желает меня отпускать.
- «За короля»… Спойте «За короля»!.. - ревут сотни голосов. И среди них я всё так же различаю тоненький и нудный голос мальчика:
- Мама-а-а, я хочу-у…
Я очень редко говорю со сцены с публикой, но тут я решаюсь на разговор:
- Господа, - говорю я, - у меня нет «Песни за короля», у меня есть «Песня о короле». Но я её уже пел сегодня.
Тогда происходит следующий диалог:
- Позвольте, - кричат из публики, - но мы же её не слышали.
- Почему вы не слышали?
- Так мы же уходили.
- А почему уходили?
- Ой, он спрашивает, почему мы уходили! Так это же все знают! Так мы уходили на пожар…
- Какой пожар?
- Ой, посмотрите на него, он не знает, какой пожар! Конечно, у Мунделевича пожар. У Доди Мунделевича в аптекарском магазине, что за углом.
- Но зачем вы бегали на пожар?
Общий вопль потрясает старый барак:
- Ха!.. Зачем!.. Так вы-то ещё поёте, а Мунделевич уже сгорел. Так Мунделевич же не каждый день горит. А?.. Ясно?
Уступая темпераментным килийцам, я спел им ещё раз «Песню о короле». Но перед этим не удержался и сказал:
- Хорошо. Я спою. И в последний раз… Слышишь, мальчик? А потом ты пойдешь туда, куда тебе так хочется…»

Этим то и запомнился наш городок. А вот в городе, к сожалению, нигде нельзя увидеть упоминания  о визите певца с мировым именем. Килийский фотохудожник и общественник Алексей Салло визуализировал своё видение,  представив свой очередной концептуальный проект «Дом культуры имени Александра Вертинского».
- Наш Дом культуры «Маяк» - то самое место, которое вполне осмысленно можно связать с именем Александра Вертинского. В Килии о нём нигде не упоминается. А, тем не менее,  Александр Вертинский сам это засвидетельствовал лично.
На мой взгляд, сделать это место примечательным не так уж сложно: стилизировать здание, придать ему вид иллюзиона.  Создать внутри уголок Вертинского. А наша театральная труппа сможет даже обыграть это в небольшой постановке. А на углу здания разместить барельеф Вертинского в шляпе. Тогда бы история ожила… Как оживает она в книге А. Вертинского «Дорогой длинною…» отрывки из которого предлагаются вашему вниманию.

По Бессарабии
«Много переживаний было у меня в Бессарабии. Всюду милые люди... - суматошные, растерянные, двигающиеся по закону инерции, ещё не осознавшие своей огромной потери, ищущие, сами не знающие, чего им надо... Волею судеб они попали под чужую власть - под иго «невоевавших победителей», жадно набросившихся на свалившийся им с неба богатый край...
Они посещали мои концерты, приходили ко мне. В моём лице они видели не только артиста, но  и человека, который привез им частицу родного искусства.

* * *

Шаг за шагом, город за городом, не минуя даже маленьких местечек, я катил по Бессарабии... А вместе со мной, как снежная лавина, катился все увеличивающийся ком доносов, рапортов со всех мест, где ступала моя нога, где звучал мой голос.
Публика была возбуждена, ко мне тянулись сердца. Меня благодарили чуть не со слезами на глазах за то, что приехал, за то, что... утешил, успокоил. Воистину это окрылило меня. У меня открылись глаза. Это было и радостью, и наградой.

* * *

Дороги в Бессарабии ужасны. Шоссе есть только в некоторых местах, и то небольшими кусками, а в основном старые почтовые тракты, мощённые булыжниками и полуразвалившиеся. Ездить по этим дорогам невозможно - езда вытряхивает душу, и мы старались, избегая их, пробираться просёлочными дорогами. Три или четыре правительства получали ассигнования на постройку шоссе в Бессарабии. Но каждый раз деньги эти исчезали, растаяв по карманам начальствующих лиц, а «шоссе» мирно дремали, зарастая клевером, крапивой и бурьяном...»

Анна БУЛИЙ