С Родиной в сердце

Я бережно держу в руках пожелтевший листок, и тревожный рассвет 22 июня (1941 г. – ред.) снова встаёт перед моими глазами. Вспоминаю канун – последнюю мирную субботу. На кораблях всё блестит. Медяшки надраены. Резиновые прокладки люков побелены. Стираное бельё сушится, поднятое на линиях.

После обеда командиры подводили итоги боевой и политической подготовки за неделю, а потом краснофлотцы и старшины стали готовиться  к увольнению на берег: гладили брюки и белые форменки, чистили ботинки. Одни из них пошли в парк на танцплощадку, другие – на концерт оркестра Эдди Рознера, выступавшего в те дни в Измаиле. Те же, кто остался на кораблях, смотрели художественную самодеятельность мукомольного комбината, с которым моряки-дунайцы поддерживали шефские связи. Но вот затихла музыка в парке. Моряки, вернувшись на корабли, спят спокойным, здоровым сном. Не спит лишь дежурная служба. Зорко всматриваются в темень ночи вахтенные…Вдруг на середине реки возникла какая-то точка. Что это? Вахтенный напряг зрение. Точка исчезла. Вскоре снова – чёрная, увеличивающаяся.

- Товарищ лейтенант, вижу движущийся тёмный предмет на реке, - доложил сигнальщик дежурному по кораблю лейтенанту Кручинину.

Лейтенант приказал Попову подойти к предмету на ялике. Сильно налегая на вёсла, краснофлотец через несколько взмахов оказался на месте. На него из воды смотрели усталые, но решительные глаза.

- Помогите мне, - попросил по-русски неизвестный.

Опустив вёсла, Попов ухватил его за плечи и втащил в шлюпку. Шлюпка вернулась к трапу монитора, и ночной гость, увидев лейтенанта, нетерпеливо попросил:

- Прошу вас немедленно доставить меня к пограничному начальнику!

Неизвестный оказался перебежчиком. На корабле его одели, напоили чаем. Вскоре на монитор прибыл начальник 79-го погранотряда майор Савва Игнатьевич Грачев, которому, торопясь, перебежчик рассказал, что вдоль границы гитлеровцы сосредоточили свои войска.

Это было за несколько часов до начала войны. То, что война стоит у порога, Грачев и мы все чувствовали давно. Много было примет, которые тревожили, не могли не тревожить. Три дня тому назад – мы это наблюдали с берега – на реке появился буксир. Шёл он медленно. На палубе буксира, на расставленных стульях  и креслах, восседали пассажиры в мундирах германской армии. На флагштоке развивалось полотнище со свастикой. Было ясно: это разведка…

О ведении врагом разведки мы знали ещё зимой – об этом не раз говорилось на служебных совещаниях. Тогда участились и полёты фашистских самолётов над нашей прибрежной территорией. После войны стало известно, что проводились они по личному приказу Гитлера эскадрильей подполковника Ровеля, базировавшейся под Бухарестом.

Фашистская разведка пыталась перебросить через Дунай свою агентуру. Работая над этой книгой, я побывал в Центральном архиве Пограничных войск, где выяснил: только на измаильском участке с 1 января по 22 июня 1941 года было зарегистрировано 158 случаев задержания нарушителей границы…

Меня разбудил громкий стук в окно. Рассыльный передал приказ: немедленно явиться в штаб. Застегнув на бегу ремень с пистолетом ТТ, я выскочил из дому…

- Пройдите в кабинет командующего, - объявил дежурный штаба флотилии.

Мы поднялись на второй этаж, вошли в угловую комнату с огромным ковром на полу. Из комнаты был выход на балкон, с которого открывался вид на старый парк, помнящий, по преданиям, Суворова.

В кабинете находились командующий флотилией контр-адмирал Николай Осипович Абрамов, его ближайшие помощники. Н.О. Абрамов возглавлял флотилию с июня 1940 года – с момента её образования.

- Гитлеровские генералы, - сказал командующий, - придвинули войска к самой границе; есть данные, что они вот-вот нарушат её. На провокации врага не поддаваться, но в случае нападения давать сокрушительный отпор. На огонь отвечать огнём!

… Флотилия наша имела в своём боевом составе 5 мониторов, 22 бронекатера, 7 катерных тральщиков, 6 глиссеров. Район базирования кораблей прикрывался батареями береговой обороны и зенитными батареями, 96-й отдельной авиаэскадрильей истребителей, стрелковыми частями.