К 40 дням памяти Эдварда Сафронова
"Я счастлив здесь", - такими словами заканчивалось интервью актера Измаильского музыкально-драматического театра Эдварда Сафронова Измаильскому телевидению после премьеры спектакля "Кукла в кармане". Эдвард, игравший в этой постановке одну из ведущих ролей, говорил о сцене. Она в последние годы была его стихией и средой обитания: вытачивала из актера все силы и одновременно дарила ощущение полета. Театр был его жизнью, местом приложения Богом данных способностей, которые дремали в актере долгие годы. Всю жизнь Эдвард любил литературу, поэзию, хорошее кино, но импульс к самовыражению ему дал именно театр. Попробовав однажды сцену, он "заразился" этим навсегда. Быстро пришло озарение: театр - не хобби, это омут, который затягивает с головой и дает самую противоречивую гамму эмоций - от эйфории до глубокой подавленности. Для Эдварда, в котором необыкновенно живой ум и талант сочетались с такой же необыкновенной и даже чрезмерно тонкой внутренней организацией, эти эмоции порой становились пыткой…
За маской весельчака и балагура, в компании которого можно было живот надорвать со смеху, пряталась по-детски ранимая натура. Эдвард порой сам говорил о себе: я - взрослый ребенок-индиго. "Хрустальная ваза" - душа этого ребенка-индиго была сродни бермудскому треугольнику и марианской впадине одновременно. Понять, что там под толщей чувств, переживаний, мыслей, бурлящих внутренних страстей, так никому и не удалось. И однажды этот поток накрыл его с головой безвозвратно, поглотив навеки. Эдвард ушел, оставшись непонятым… Непонятым, поскольку измерять его обычными параметрами - это примерно то же, что и рассуждать о редком виде лебедя по критериям курицы-несушки.
- Творческие люди, они - особенные, - говорит режиссер Измаильского музыкально-драматического театра Ольга Герасимова. - И к ним, конечно, нужно особенное отношение, на которое не всегда находились силы… Для меня как руководителя коллектив - это огромная утрата. Эдвард был не просто ведущим актером в нашей труппе. Он - мой помощник, соратник, правая рука, человек, вместе с которым мы строили наш театр. Он был одержим этим. Читал методическую литературу, смотрел постановки ведущих театров в интернете, вникал в сложные аспекты теории, - и ему это было по-настоящему интересно. Он репетировал, не считаясь со временем, а перед премьерами это длилось по пять часов в день. Уходил поздним вечером. Был безотказным, когда кому-то требовалась помощь. Порой на репетициях мы спорили с ним до исступления, он уходил, хлопая дверью… И снова возвращался.
Эдвард необыкновенно талантливо раскрылся в трагикомическом амплуа - он был рожден для таких ролей. Самая яркая его работа - это, пожалуй, гротескная роль Брыковича в трагикомедии "Жилец". Режиссер говорит, что в этом образе актер во многом видел себя и необыкновенно талантливо иронизировал над собственными слабостями, через самоиронию раскрывая незначительность самых глубоких, на первый взгляд, внутренних терзаний… "Мы порой не могли репетировать - хохотали до упаду, до такой степени он был смешным", - вспоминают актеры. Отрывок из этой пьесы коллектив показывал лишь дважды - на вечере ко Дню театра и на фестивале "Театральная весна", а завершить постановку так и не судилось… Зрители, которые видели новую интерпретацию "Республики на колесах", - спектакль "Осторожно, двери закрываются", наверняка оценили его в роли хитрого еврея Мерчика. Именно Эдвард сделал этот образ одним из самых ярких в постановке. Чтобы его Соломон Мерчик выглядел как можно более убедительным, актер старательно выискивал в литературе речевые обороты, характерные для среды его героя. Так, с легкой руки Эдварда, словарный запас Мерчика пополнился сочными "ой-вей", "спрашивается вопрос" и прочими выражениями на одесский манер, которые потом вошли в обиход самого актера. И, наконец, Режиссер в спектакле "Кукла в кармане" - его, вне сомнения, неповторимая и выстраданная (при всей кажущейся легкости) роль. В этом комедийном образе Эдвард был похож на неисчерпаемый яркий и солнечный энергетический поток. Его выходы неизменно сопровождались искренним детским смехом в зале, а детей, как известно, обмануть невозможно. Работа над "Куклой" доставляла ему необыкновенную радость благодаря детям - ведь постановка рассчитана на младший состав коллектива. Он признавался, что юные актеры, благодаря своей искренности, непосредственности и огромной самоотдаче, дарят невероятный энергетический заряд. Дети, к слову, его очень любили и очень скучают по своему взрослому другу сегодня. Именно среди них он чувствовал себя счастливым…
После солнечной "Куклы в кармане" Эдвард готовился к новой постановке - сложнейшей психологической драме "Донор", которая должна была бы стать настоящим вызовом в его актерской судьбе. "Он, прочитав пьесу, поначалу отказался играть, - рассказала Ольга Герасимова. - Я думаю, боялся не выдержать. Эта пьеса была во многом отражением его собственных внутренних переживаний, его душевной боли, герой был ему близок и понятен, как никому другому. А потом Эдвард сказал, что все-таки будет играть. Это была его роль, его драма, и если бы судьбе было угодно завершить постановку "Донора", думаю, это была бы одна из самых сильных наших работ… Увы, спектакля не будет, эти планы ушли вместе с Эдвардом в никуда".
Как много "увы" в этой не ко времени оборвавшейся пьесе… Если бы можно было в судьбе человеческой, как в драматургии, предложить два финала, две параллельных реальности… Но нет ни "если", ни "бы". Сегодня звезда по имени Эдвард осталась яркой, сияющей вспышкой в сердцах тех, кому он был дорог. Раны утраты когда-нибудь заживут. Сияние останется.
Так любите нас, пока мы живые,
Каждой песней для вас мы поем.
Это ангелы дали нам силы,
Чтобы в сердце остаться твоем…